Франция как страна прогрессирующего неравенства: почему возникло движение «желтых жилетов»

Мишель Пинсон и Моник Пинсон-Шарло – люди уже немолодые и, по меркам социальных служб, пенсионеры. Однако всю свою жизнь занимавшиеся социологией, они продолжают эти изыскания и сейчас. Недавно из печати вышла их очередная книга Le President des ultra-riches, в которой они называют нынешнего руководителя Франции Эммануэля Макрона президентом ультрабогатых.

В связи с этим авторитетное парижское издание Le Mond, рецензируя книгу, вспоминает и свои прежние интервью с ее авторами, из которых вырисовывается совсем не та Франция, о которой мы привыкли считать, что знаем ее. Оказывается, на самом деле – не знаем совсем.

Возьмем один факт – сколько поколений должно пройти для того, чтобы представитель семьи какой-либо европейской страны поднялся вверх на одну ступеньку? Например, перешел из бедняков в средний класс. Согласно данным Организации экономического сотрудничества и развития, в скандинавских странах, которые мы привыкли эдаким синонимом буржуазного "застоя" – два поколения.

А во Франции? Вы не поверите – шесть. И это не фигура речи, а данные ученых – для того, чтобы потомки среднестатистического французского бедняка стали людьми более-менее зажиточными, должно пройти 180 лет. 

Можно еще взглянуть на Париж, который мы привыкли считать по сравнению с бурно меняющимися под воздействием джентрификации Нью-Йорком, Лондоном и Берлином сравнительно спокойным городом (если не считать бунтов приезжих иммигрантов). Как рассказывают французские социологи, в 1954-м году трудоспособное население Парижа делилось в такой пропорции – 65,5% составляли те, кого можно отнести к рабочему классу и 34.5% - разного рода служащие.

В 2010-м году эти служащие (сотрудники банковского и страхового сектора, клерки, интеллигенция и т.п.) составляли 71,4%, а доля тех, кого можно назвать рабочим классом, уменьшилась до 28,6%. В 1962-м году в промышленности работали 576 тысяч парижан, в 2009-м году – 80 тысяч. Фактически это уже, если говорить о населении, другой город, пусть и живущий в старых стенах.

Кстати, о стенах. Как рассказывают Мишель Пинсон и Моник Пинсон-Шарло, поскольку предложение недвижимости в Париже невелико, а спрос на нее есть во всем мире, владение своей недвижимостью для обычного парижанина, если она не досталось ему по наследству, практически недоступно. Жилье снимают, а если на это нет средств, становятся бездомными, которых в Париже официально 10 тысяч.

Кроме того, Париж четко поделен по классовому признаку. Богатые люди живут в 7-м,8-м, 16-м и 17-м округах, но и в остальных районах Парижа наблюдается дифференциация. Там поселяются люди новых профессий (дизайн, архитектура, СМИ, высокие технологии, мир моды), которым не по карману жизнь в богатых округах – но они не смешиваются с коренными обитателями.

При этом авторы книги совсем не идеализируют новые формы частного предпринимательства, такие как, например, Uber, считая, что они ликвидируют те социальные достижения на рабочих местах, которых французы добивались десятилетиями массовых протестов и забастовок.   

В общем, картина непритязательная. Конечно, Le Mond традиционно считается изданием для интеллигенции и людей с левыми взглядами. Но тут речь идет только о цифрах и фактах, которые позволяют лучше понять, откуда в благополучной и сытой, если смотреть на нее со стороны, Франции берутся «желтые жилеты».