Фильм "Рома": пропасть между "киноэлитой" и простыми кинозрителями становится все шире

Мировые СМИ сегодня хором сообщили, что фильм режиссера Альфонсо Куарона «Рома» удостоен на церемонии в американской Санта-Монике премии Critics' Choice Movie Awards в номинации «Лучший фильм». Об этой премии, мягко говоря, мало кто знает, и если бы ее получил какой-нибудь другой фильм, информация об этом появилась бы разве что в специализированных изданиях. Но «Рома» - другое дело. Ей упорно делают промоушн, двигая от главного приза прошлогоднего Венецианского кинофестиваля, который она уже получила, к, как минимум, «Оскару» за лучший иностранных фильм, шансы на которой у детища Куарона растут с каждым днем.

Что самое интересное, основную часть рекламной кампании для «Ромы» делают не специально, а в силу специфических особенностей сегодняшней "кинотусовки" (чтобы снять негативный оттенок определения, можно назвать ее иначе - "киноэлитой"), к которой можно причислить как профессионалов, снимающих кино, так и обычных любителей артхауса. Первых привлекает действительно высокое изобразительное мастерство фильма, вторых – уже сам тот факт, что известный кинорежиссер, в обойме которого есть голливудская «Гравитация», снял в эпоху супердинамичных голливудских блокбастеров черно-белый фильм, в котором в кадре как бы принципиально «ничего не происходит».

На самом же деле столь восторженное отношение к «Роме» говорит о том, насколько снизилась планка требований к артхаусу. Так, оставив за рамками действительно высокое изобразительное мастерство фильма, в котором Куарон был не только режиссером, но и оператором, поговорим о его драматургии. Считается, что начало картинам, в которых «ничего не происходит», положил в фильмах своей знаменитой кинотрилогии начала 60-х годов, куда входят «Приключение», «Ночь» и «Затмение», признанный классик кинематографа Микеланджело Антониони. Но это ошибка. 

Дело в том, что в своей кинотрилогии Антониони показывает отношения мужчины и женщины в самые сложные их периоды – либо когда они только зарождаются и могут, так и не оформившись, умереть, как в «Затмении», либо, наоборот, когда они формально еще существуют, но на самом деле уже мертвы, как в «Ночи». В этом случае отсутствие действия обозначает тоже действие, но с обратным знаком. Ведь для любых любовных отношений статика недопустима, и если они не развиваются, то умирают. Отсюда и внутреннее напряжение в этих фильмах.

В картине Куарона, рассказывающей о жизни семьи из среднего класса в Мехико 70-х годов прошлого века в районе, который называется Рома, ничего этого нет. Первую половину двухчасового фильма зритель сам придумывает для себе некий «саспенс», напряжение ожидания, как в фильмах Хичкока – мол, вот-вот что-то произойдет, но вот тут действительно «ничего не происходит». 

Даже в то, что появление на свет мертворожденного ребенка стало для главной героини фильма трагедией, хотя Куарон настаивает на этом, не верится. Не верится потому, что все то время, которое она проводит на экране беременной, актриса не проявляет ни малейшего интереса к тому, что происходит у нее в животе, и носит этот живот как торбу с картошкой. Любой взрослый человек знает, что в реальной жизни так не бывает. Единственное же динамичное событие, которое происходит на экране, известное в истории как Corpus Christi massacre, расстрел студентов, вышедших на демонстрацию в Мехико 10 июня 1971-го года, нарочито показан в фильме почти за кадром.

Ключевое слово тут – «нарочитость». Если у Антониони отсутствие внешнего действия на киноэкране продиктовано жизненной логикой, то у Куарона – нарочитостью. Мол, я принципиально сниму свой фильм так, как сейчас уже никто не снимает. Правда, при этом он снимает так, как уже снимали раньше – финальный кадр «Ромы» явно навеян финалом фильма «Профессия – репортер» все того же Антониони.

Проблема, однако, даже не в том, что мировая "киноэлита" диктует моду на артхаусных фестивалях, а в том, что зритель, особенно молодой, который хочет видеть в кино не просто развлечение, а искусство, дезориентирован. Засилье голливудских блокбастеров, которые нынче сведены до уровня популярных комиксов, приводит к тому, что у молодых кинозрителей развивается обратная реакция. Мол, всё, что непохоже на Голливуд, это искусство. И чем фильм дальше по стилю от Голливуда, тем более высокое искусство он собой представляет. А это далеко не так.

Массового же зрителя такие вопросы вообще мало волнуют. Он ходит на голливудские блокбастеры, и благодаря ему «Аквамен» стал на днях 26-м фильмом в истории кино, который перешагнул миллиардную отметку кассовых сборов. «Рома» же собрала в кинотеатрах $2,3 млн. Правда, тут есть один нюанс – Куарон снимал для Netflix, который не очень охотно отдает фильмы в кинотеатры, и зарабатывает деньги прежде всего на подписчиках. Но в любом случае для мирового кинотеатрального показа фильма, который мировая "кинотусовка" (она же "киноэлита") считает шедевром, такая цифра совсем мизерна. А это значит, что пропасть между двумя этими разительно неравными по количеству, но сопоставимыми по влиянию, киноаудиториями продолжает расширяться.

Петр Кожин, Lenta. UA